В армии Севера, например, насчитывалось не менее 100 тысяч 16-летних мальчиков, а еще 100 тысяч солдат Союза не доросли даже до этого нежного возраста. Многие из них, будучи воспитанными в суровых традициях протестантизма, считали для себя большим грехом говорить неправду. Чтобы не лгать, они засовывали в ботинок бумажку с написанным на ней числом 18, после чего могли честно заявить: «Мне больше 18-ти».
*****
Лучшими из иностранных волонтеров были вопреки расхожему мнению не немцы, а ирландцы. Ирландцы, в отличие от немцев, не могли сражаться только за деньги — просто в силу особенностей своего национального характера. Уроженцы «зеленого острова» были всегда воодушевлены идеей борьбы за свободу, и эта идея была по-прежнему вышита золотыми буквами на их зеленых знаменах. Те из них, кто сражался за Юг, отождествляли Конфедерацию, свою вторую родину, с любимой Ирландией, также боровшейся против иноземной тирании. Те, кто встал на сторону Севера, полагали, что воюют за свободу, пускай даже за свободу негров, но все же за свободу. ОСНОВА СОСТАВА, НИЗКИЙ УРОВЕНЬ ОГНЕВОЙ ПОДГОТОВКИ, ПОСТОЯННОЕ УМЕНЬШЕНИЕ ПЕХОТНЫХ ПОЛКОВ, НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОСТАВ, ВОЗРАСТ И ОТНОШЕНИЕ К ПРИЗЫВУ
Южане, утверждавшие, что конфликт между Севером и Югом — это война богатых, в которой сражаются бедные, не были совсем неправы. Основу личного состава обеих враждующих армий действительно составляли выходцы не из самых состоятельных слоев населения. На Юге это были в основном мелкие землевладельцы-фермеры. Более 80 % солдат Конфедерации имели за свою жизнь только двух рабов — левую и правую руки, так что называть армию южан рабовладельческой можно разве что фигурально.
На Севере, где более половины солдат набиралось из городского населения, социальный и профессиональный состав вооруженных сил был более разнообразным, однако и там люди состоятельные встречались редко. Главным образом добровольцами на федеральную службу поступали представители трудящихся классов, причем многие полки и даже бригады формировались по профессиональному признаку. В вооруженных силах Севера были части, состоявшие почти целиком из кузнецов, лесорубов, шахтеров и даже школьных учителей, причем все они были уроженцами одного и того же места. Такая профессиональная организация давала северянам важное преимущество: в военно-техническом отношении их войска были подготовлены лучше, чем у противника, и в силу этого инженерная служба федеральной армии всегда была на недосягаемой для южан высоте. В прокладке дорог (в том числе и железных), наведении переправ и строительстве крепостей северяне не знали себе равных.
Имелись свои преимущества и у южан. В основной массе уроженцы сельской местности, солдаты Конфедерации самой своей жизнью до войны были лучше подготовлены к воинской службе, чем изнеженные жители городов Севера. Их быт был прост и неприхотлив, они часто ночевали под открытым небом, а каждый день был заполнен физическим трудом, вырабатывавшим силу и выносливость.
Абсолютное большинство солдат Гражданской войны практически не обучались прицельной стрельбе и должному применению своего оружия, поэтому чаще всего выдающиеся качества того же «Спрингфилда» в должной мере не использовались. Главный упор делался на скорострельность: пехотинец должен был делать три выстрела в минуту. Помимо того, что процесс заряжания был по-прежнему медленным, а, следовательно, и скорострельность оставляла желать лучшего. Для приведения винтовки в состояние готовности требовалось девять приемов. Процесс заряжания оказался и излишне сложным для молодых и неопытных солдат. Часто они забывали извлечь шомпол из ствола и посылали его врагу имеете с пулей, оставаясь после этого беспомощными; случалось, что они не меняли капсюль или надевали новый капсюль поверх старого, так что выстрела не происходило. Забывали отрывать конец бумажной гильзы и засыпать порох в ствол. Или, охваченные горячкой боя, продолжали набивать стволы своих винтовок патронами, и если бы, не дай Бог, выстрел все же произошел, то от него пострадал бы не неприятель, а сам стрелок. И такие ошибки при заряжании были на протяжении всей войны. Например, из 24 тысяч винтовок, найденных на Геттисбергском поле, лишь 2536 были заряжены правильно, 50 % были заряжены дважды, еще 25 % имели в своих стволах от 3 до 10 патронов, а некоторые даже до 23.
И все это при том, что до войны на том же старом добром Юге безраздельно властвовал культ силы, и его жители чуть ли не с пеленок учились владеть оружием. На всем пространстве южнее Потомака едва ли можно было найти дом, где на стене не висела бы пара револьверов или хотя бы старое охотничье ружье. «Даже те, кто делал карьеру в политике, сельском хозяйстве или где бы то ни было, не могли без труда идти по тропе мира, — писал по этому поводу один житель Юга. — Неопытный адвокат мог носить, а часто и носил в своем портфеле пару пистолетов. Плантатор, живущий обособленной жизнью среди своего хлопка и негров, не терял тем не менее приобретенных ранее навыков обращения с ножом и пистолетом. Юный редактор, который ежедневно рисковал оскорбить кого-нибудь своим пером, поступал крайне неосмотрительно, если пренебрегал благородными средствами самозащиты».
Тем не менее в руках опытного солдата дульнозарядная винтовка была грозным оружием. Тест, проведенный в 1860 году, показал, что вооруженный такой винтовкой тренированный стрелок может сделать 10 выстрелов за 5 минут и при этом попасть в квадратную мишень 2x2 фута шесть раз с дистанции в 100 ярдов. С 300 ярдов он поражал мишень 2,5x2,5 фута всеми 10 пулями.
В армиях Севера и Юга, как и в любой из европейских армий того времени, пехота играла главную роль и в количественном, и в качественном отношениях. 75 % сухопутных вооруженных сил Конфедерации и 80 % сухопутных вооруженных сил Союза составлял именно этот род войск. Правда, по европейским меркам, организация американской пехоты была несколько диковатой. Основным тактическим соединением здесь также был полк, однако полк этот состоял всего из одного батальона, а иногда и назывался батальоном. Он делился на 10 рот, каждая из которых должна была насчитывать 100 или больше человек. Боевая сила всего полка таким образом теоретически чуть превышала 1000 бойцов, но в действительности достигнуть установленного уставом предела почти никогда не удавалось.
Более того, чем дольше шла война, тем меньшими по размеру становились пехотные полки. Если в 1861 году 1 пеший батальон северян мог насчитывать от 849 до 1000 солдат и офицеров (около 600 человек у конфедератов), то к 1863 году его средняя численность сократилась до 350–400 человек (у южан — 300–350), т. е. в действительности он был меньше, чем европейский батальон полного состава. Эти небольшие формирования сводились в бригады: от 2 до 5 батальонов в каждой (3–5 в армии Юга), а 3–4 бригады (3–5 в конфедеративных войсках) объединялись в дивизию. В 1862 году и на Юте, и на Севере были введены пехотные корпуса, каждый из которых состоял из 3–4 дивизий.
Эти более крупные соединения были, по европейским стандартам, также невелики. К середине 1863 года, т. е. ко времени проведения решающих операций как на Востоке, так и на Западе, численность федеральной бригады колебалась от 800 до 1700 человек (конфедеративной — от 1400 до 2000), дивизия в среднем состояла из 3–7 тысяч солдат и офицеров (у южан — от 6 до 14 тысяч), а корпус мог включать от 12700 до 20 000 бойцов (конфедеративный корпус — от 24 000 до 28000). Впрочем, столь своеобразная организация американской пехоты ничуть не снижала ее боевой эффективности в целом. Именно пехота несла главную «ответственность» за создание принципиально новых приемов ведения боя, ставших основным военным итогом американской междоусобицы.
Что касается возраста солдат гражданской войны, то в этом отношении ни одна из враждующих сторон не имела заметного преимущества. В среднем он равнялся 26 годам как на Севере, так и на Юге. Правда, немало было и неоперившихся юнцов, мечтавших о подвигах и славе. Несмотря на запреты родителей, они отправлялись в вербовочные бюро и всеми правдами и неправдами добивались того, чтобы на них повесили солдатский ранец, сунули им в руки винтовку и заставили маршировать под барабан. В армии Севера, например, насчитывалось не менее 100 тысяч 16-летних мальчиков, а еще 100 тысяч солдат Союза не доросли даже до этого нежного возраста. Многие из них, будучи воспитанными в суровых традициях протестантизма, считали для себя большим грехом говорить неправду. Чтобы не лгать, они засовывали в ботинок бумажку с написанным на ней числом 18, после чего могли честно заявить: «Мне больше 18-ти».
Национальный состав обеих армий также в основном был однородным. В этой войне англосаксы воевали против англосаксов, и, несмотря на некоторые языковые различия, в их жилах текла кровь общих предков — первых британских колонистов. Обе стороны, однако, охотно пользовались услугами эмигрантов. На Севере эмигрантов было, конечно, больше. В армии Союза служило 500 тысяч иностранцев, что составляло примерно 25 % от общей численности вооруженных сил Соединенных Штатов.
Больше всего было немцев (200 тысяч), второе место занимали ирландцы (150 тысяч), третье — англичане и канадцы (100 тысяч). Как правило, они были сформированы в особые эмигрантские части, названия которых говорят сами за себя: «Швейцарские стрелки» (15-й Миссурийский полк), «Гвардия Лафайета» (55-й Нью-йоркский полк), «Гарибальдийская гвардия» (39-й Нью-йоркский полк). «Милиция Mapтинеса» (1-й Нью-мексиканский полк), «Польский легион» (58-й Нью-йоркский полк).
Лучшими из этих иностранных волонтеров были вопреки расхожему мнению не немцы, а ирландцы. Эмигранты из далекой Германии, обосновавшиеся на свободной земле американской республики, охотно пользовались предоставленными им благами, но не были готовы нести ради них жертвы, даже если эти жертвы были минимальными. Очень характерный пример настроения американских немцев продемонстрировали своим поведением немецкие колонисты, проживавшие в окрестностях маленького пенсильванского городка Геттисберг. Когда в июле 1863 года там встретились две армии — Северовирджинская и Потомакская — и произошло самое кровопролитное сражение в американской истории, эти «достойные потомки Зигфрида» буквально засыпали ставку командующего северян генерала Мида требованиями убрать раненых из их домов и амбаров. Один из них лично явился с похожей просьбой прямо в главный штаб северян и убрался восвояси только тогда, когда выведенный из себя Мид приказал дать ему винтовку и отправить на линию огня.
Ирландцы, в отличие от немцев, не могли сражаться только за деньги — просто в силу особенностей своего национального характера. Уроженцы «зеленого острова» были всегда воодушевлены идеей борьбы за свободу, и эта идея была по-прежнему вышита золотыми буквами на их зеленых знаменах. Те из них, кто сражался за Юг, отождествляли Конфедерацию, свою вторую родину, с любимой Ирландией, также боровшейся против иноземной тирании. Те, кто встал на сторону Севера, полагали, что воюют за свободу, пускай даже за свободу негров, но все же за свободу. Ирландская бригада считалась одной из самых боеспособных частей Потомакской армии. Она была единственной из иностранных частей, которой командование северян позволяло выступать под своими национальными знаменами. Под этим зеленым полотнищем с древним боевым кличем «Эйрин го бра!» ирландцы храбро ходили в атаки, демонстрируя удивительную стойкость и силу духа.
К сожалению, далеко не все части армии северян могли сравняться в этом отношении с ирландцами. Как уже говорилось выше, эмоциональный подъем, охвативший население северных штатов после взятия форта Самтер, быстро пошел на спад. Убедившись в том, что война — это не увлекательная игра и не увеселительный пикник, многие северяне испытали сильную тягу к мирной жизни. В первую очередь это относилось к трехмесячным милиционерам, разошедшимся по домам, как только срок их службы истек.
Но многие федеральные волонтеры, особенно те из них, кто сгоряча завербовался на три года, не стали дожидаться законных оснований, чтобы покинуть ряды армии, и попросту дезертировали. Это постыдное явление — яркое свидетельство «боевого духа» северян — не может не поражать своим размахом. По самым приблизительным подсчетам, из армии северян дезертировало значительно больше 200 тысяч человек, т. е. около 10 % от общей численности всех служивших в вооруженных силах США с 1861 по 1865 год. Такое положение вещей порой довольно болезненно отражалось на состоянии полевых армий Союза. По подсчетам Джозефа Хукера, одного из командующих федеральными силами, только из Потомакской армии и только за 1863 год дезертировали 85 тысяч солдат и офицеров, что было равносильно потере большей части всего личного состава.
Впрочем, как показал ход боевых действий, даже те федеральные солдаты, которые оставались в строю, были морально слабее своих противников. Для южан эта война была жизненно важной. Они сражались за привычный им уклад жизни, за возможность жить так, как им хотелось. Эти их настроения наиболее четко и лаконично выразил как-то один конфедерат, взятый северянами в плен на территории одного из южных штатов. На вопрос «за что ты сражаешься?» (северяне очень любили задавать его южанам), он ответил просто: «Я сражаюсь, потому что вы здесь».
Из этого, конечно, не следует, что все мужское население Юга готово было стеной стать на пути полчищ «безбожных янки». Проблемы с уклонением от призыва и с дезертирством были и у конфедератов. Но, во-первых, эти явления вплоть до 1865 года, т. е. до самого конца войны, не носили массового характера, а во-вторых, дезертирство часто вызывалось бедственным положением гражданского населения Юга, в первую очередь жен и детей сражавшихся на войне конфедератов.
Узнавая из писем, что маленький Эдди плачет по ночам; «Мама, я такой голодный», а «дорогая Люси никогда не жалуется, но с каждым днем становится все более тощей», солдат уже не мог оставаться в строю. Генералы южан знали об этом и часто смотрели на такое дезертирство сквозь пальцы, тем более, что, оказав своим домашним посильную помощь, солдаты возвращались в армию.
Для большинства северян война с непокорным Югом никогда не носила столь принципиальный характер. Конечно, многие из них соглашались, что Союз надо восстановить, а неграм дать свободу, но почетное право умереть за это они охотно уступали другим. Кроме того, несмотря на поражения, которые федеральные войска постоянно терпели в первые годы войны, жители Севера были уверены, что их материальное превосходство сделает свое дело, враг рано или поздно будет побежден (и были правы), а значит, полагали они, и напрягаться не стоило.
Конечно, федеральным солдатам нельзя отказать в отваге и мужестве, но все же в этом они уступали конфедератам. Моральное превосходство солдат Юга было одним из ключевых факторов, наложившим отпечаток на ход этой войны и послужившим причиной того, что Конфедерация сражалась в общем успешно и сумела, несмотря на чудовищное неравенство сил, продержаться так долго.
Были, впрочем, и в рядах армии Союза солдаты, всегда готовые драться до последнего, и, если понадобится, умереть во имя одной цели — отмены рабства. Речь идет о чернокожих солдатах войск США, составлявших около 10 % всех федеральных сил. Создание этих войск началось еще в 1862 году, но сначала генералы Союза использовали их исключительно для подсобных и прочих работ, опасаясь, что в бою от негров не будет толку. Опасения оказались напрасными. В печально известном сражении у Воронки, произошедшем в 1864 году во время осады Питтерсберга, негритянская дивизия Ферреро была единственной частью, действовавшей удачно, и, если бы все остальные дивизии северян сражались так же хорошо, армия Потомака не только разбила бы в этот день южан, но и выиграла бы войну.
Несмотря на все различия, волонтеры Севера и Юта, уроженцы одной и той же страны, имели схожие психологические черты. Главной из них был индивидуализм, свойственный жителям США 19-го века еще в большей степени, чем современным американцам. Воспитанные в традициях личной независимости, превыше всего ставившие право быть хозяевами своей судьбы, американские солдаты с трудом мирились с жесткими требованиями военной дисциплины и с необходимостью подчиняться кому бы то ни было, пусть даже своим офицерам. Слишком требовательные командиры вызывали дружную ненависть как у северян, так и у южан, хотя боролись они с ними по-разному. Первые, следуя демократическим традициям волонтерской армии, переизбирали неугодных офицеров, вторые обычно вызывали их на дуэль. Но это уже другая история продолжения...
